Елена Скульская: сидя у телевизора, мы любим поесть и любим героев, которые не едят

«Миллиарды» – новый, совершенно неожиданный, американский сериал, снятый тремя режиссерами: Нилом Бёргером, Джеймсом Фоули и Скоттом Хорнбэкером, построен в основном на диалогах, которые для большинства зрителей лишены смысла. То есть мы понимаем, что люди спорят, но не понимаем о чем – разговоры персонажей до такой степени нашпигованы специальными терминами (акция, биржа, брокер, маржа, котировка, волатильность – пишу почтительно некоторые известные слова) что мы больше следим за интонацией, мимикой и жестами героев, чем за сутью споров; в каком-то смысле это немое кино, сопровождаемое ритмикой из слов.

Дэмиэн Льюис, играющий миллиардера (он завоевал зрителей в жестком сериале «Родина») и Пол Джаматти в роли окружного прокурора доводят свой поединок до накала Уимблдонского турнира, стремительно отбивая фразы оппонента. Но я, собственно, вот на что хотела обратить внимание: миллиардер в фильме не только делает гениальные финансовые ходы, но и время от времени утоляет голод, – исключительно пиццей и гамбургерами. Он, знаете ли, каждый день ходит в дешевую пиццерию, где когда-то начинал свой путь разносчиком фаст фуда, там же угощает и своих партнеров по миллиардному бизнесу. А когда совершенно нет времени, то заказывает себе пиццу прямо в офис, как и все его сотрудники, обремененные миллионными доходами. Занятно и то, что в офисе окружного прокурора конторские столы завалены остатками дешевой китайской еды в картонных упаковках; ее поглощает сам прокурор, его заместители и посетители. Иногда они позволяют себе картошку фри и чипсы.

Как можно прочитать этот продуктовый месседж? Например, так: миллиарды нужны героям не для того, чтобы сладко есть и мягко спать, а для общего драйва; едят они еще хуже, чем мы с вами. Или так: вы сидите перед телевизором с пакетами из дешевого китайского ресторана, и мы – герои фильма – едим вместе с вами, да еще и развлекаем вас. А может быть, сеть фаст фуда просто финансирует фильм, не вмешиваясь в сюжет, но требуя, чтобы герои потребляли только пищу спонсоров. Едят все, кстати, довольно неопрятно, что добавляет атмосфере демократичности. Словом, как ни крути, а американцы через еду на экране стараются сблизить героев любых социальных уровней с рядовым зрителем.

Не то – российские сериалы

В них еда всегда является нравственной характеристикой героя, учит нас сразу отличать плохого человека от хорошего. За последние лет сорок в этом плане ничего не поменялось. Бандита на экране можно узнать еще до того, как он начнет разговаривать по фене: он все время ест; глотает, не жуя, огромные куски; пища обычно требуется ему жирная, сочная, чтобы отвращение он вызывал бесповоротное. А вот положительный герой всегда недоедает и пьет пустой чай. И как только мы видим оголодавшего человека, неуверенно тянущего мужественную руку к сушкам или пирожкам с капустой, испеченным заботливой влюбленной медсестрой (практиканткой, библиотекаршей, свидетельницей преступления) то и понимаем, что мир будет спасен.

По сути, эта традиция нравственного голодания постепенно накапливалась в русской литературе и окончательно утвердилась и закрепилась Чеховым, с которым второй век никто не смеет спорить.

Чехов говорил: на сцене люди обедают, пьют чай, а в это время рушатся их судьбы. И обманывал. Судьбы рушатся, а даже чаю не дают, не то что пообедать. Зудящий, усталый, раздражающий голод и такая же усталая, саднящая жажда, которые невозможно утолить, потому именно, что рушатся судьбы и не до мелочей, становятся как раз теми мелочами, которые добивают окончательно. (Как, может быть, было с самим Чеховым, лишенным ухода, заботы, добиваемым диетами).

Нина говорит: «Я еле на ногах стою… я истощена, мне хочется есть…». Треплев отвечает: «Останьтесь, я дам вам поужинать…» Но оба знают, что никакого ужина, никакой еды не будет. Следующая реплика Нины: «Нет, нет… Не провожайте, я сама дойду». А чуть выше Аркадина была озабочена тем, что: «Наша знаменитость (то есть Тригорин – Е.С.) не обедала сегодня». И зовет ужинать Треплева. Тот отвечает: «Не хочу, мама, я сыт», хотя тоже не обедал, голоден, конечно, но думает сейчас о другом. И когда, в конце концов, собираются все за стол, чтобы напиться чаю, то опять нельзя – Константин Гаврилович застрелился.

Нет, конечно, совершенно здоровые, равнодушные люди могут и позавтракать. Завтракает же Тригорин. И Маша, чокаясь с ним, водку пьет.

Но водка, согласитесь, дело другое, к сытости отношения не имеет. И Астров пьет, и Войницкий пьет. И Соня попивает, и Елена Андреевна. А почти ничего не едят. Ночью только, в запретное время. Астров: «Я сегодня ничего не ел, только пил». Потом выпивает и заедает сыром. И Вершинин выпивает, и Тузенбах, и Чебутыкин хвастается, что у него уже два года не было запоя.

«Дядя Ваня» начинается с того, что Марина наливает Астрову чаю, а тот, принимая нехотя стакан, говорит: «Что-то не хочется». А дальше все опять говорят о еде, о том, что едят много и все «разные кабули», пьют вина, самовар кипит с утра. Говорят. Как говорят о погоде, о чем-то, что прямого отношения к ним не имеет и от них, главное, не зависит. Разве что Телегин примет стакан чаю, чтобы уж совсем лишним себя не чувствовать. Или скажет няня что-нибудь о лапше, что, мол, грешница, давно ее не ела. А в финале опять обратится к Астрову: «Так и уедешь без чаю?». А он выпьет водки.

В «Иванове» всех тошнит от кружовенного варенья, а поесть не дают. Лебедев все повторяет: «Зюзюшка, надо бы дать гостям закусить чего-нибудь… Зюзюшка, дала бы чего-нибудь поесть людям…» Не даст.

В «Трех сестрах» и самовар дарят, и стол к завтраку давно накрыт, а Вершинин все повторяет «Мне пить хочется. Я бы выпил чаю». Потом: «Я сегодня не обедал, ничего не ел с утра». И еще через страницу: «Чаю хочется. Полжизни за стакан чаю! С утра ничего не ел». Когда же чай, наконец, дают ему, отвечает: «Чаю не буду пить».

И Тузенбах перед смертью вскрикивает: «Я не пил сегодня кофе».

То есть для Чехова было чрезвычайно важно, чтобы несчастье было мучительно и дискомфортно на всех уровнях, как в человеке все должно быть прекрасно. Так все должно быть несчастно. Чтобы и чаю не пить…

А мы что?

Мы и за время российского сериала съедаем коробку конфет или две порции мороженого (после позднего ужина) и за время американского. Но российский при этом вызывает в нас глубокое чувство вины и сомнения в своей нравственной состоятельности, а американский примирительно похлопывает по плечу, советуя запивать чипсы кока-колой.

Человечество толстеет, ходит, переваливаясь и широко расставляя ноги, чтобы сохранить равновесие, с трудом несет свои животы в светлое будущее, все больше времени проводит перед компьютером и телевизором.

Вчера на пляже в Пирита видела группу детей лет восьми-десяти, которые под надзором воспитательницы или тренера прыгали через скакалочку. Больше двух-трех раз никто перепрыгнуть не мог, падали на песок, тяжело дыша и отдуваясь. Как тут не вспомнить худющего Чехова, укоризненно глядящего на нас через разочарованное пенсне, и не дать себе зарок подражать только положительным героям с подавленным аппетитом. Говорят, что летом это сделать проще…