Александр Жеделёв, человек, услышавший гармонию в сегодняшнем хаосе звуков

Это было осенью 2015 года. Обшарпанный, как положено авангардистскому залу, индустриальный, с лесенками и мостками, интерьер Котла культуры был наполнен фантастически мощной музыкой и столь же фантастической актерской игрой. Шел перформанс Александра Жеделёва «Механическое пианино» — дипломная работа выпускника отделения композиции Эстонской музыкальной академии. «Механическое пианино» стало одним из самых ярких событий театрального (и не только театрального) сезона. А на днях состоялась презентация первой авторской пластинки Александра, в которую вошла и музыка из «Механического пианино».

Борис Тух,

boris.tuch@tallinnlv.ee Музыкальный руководитель Русского театра Александр Жеделёв и актер и режиссер того же театра Артём Гареев, вместе работавшие над той постановкой, весной выпустят на сцене Vaba Lava постановку, которая станет дальнейшим развитием музыкально-театральной формы «Механического пианино». — С Артёмом мы делаем там постановку, которая называется IDEM (идентификация), говорит Александр. — Тема Vaba Lava в этом сезоне – последствия мировой миграции, интеграции и т.д. Но нам неинтересно ставить про локальные конфликты, про беженцев и т.д., мы хотим показать, как человек идентифицирует себя в современном мире, как стремится остаться самим собой. Прочертим в спектакле путь от первобытного костра до полетов в космос. По взаимодействию музыки и театральной игры это будет похоже на «Механическое пианино». Как и в «Механическом пианино», здесь будут заняты группа «АудиоКинетика» и эстонские и русские актеры: Кристо Вийдинг, Маарья-Лийз Лилль, Таня Космынина, Катя Кордас, Сергей Фурманюк, Наташа Дымченко. Очень хороший состав: мы в первую очередь работаем с теми, кто с нами на одной волне… «Волшебный пинок» — С чего начался ваш путь в музыку? — Сразу после средней школы я поступил в Таллиннское музыкальное училище им.Георга Отса. Причем я никогда не учился в музыкальной школе. Брал частные уроки у джазового гитариста Марта Соо. В один прекрасный день он сказал мне: «Александр, ты должен поступать в музыкальное училище». «Как? Я же сольфеджио не очень знаю». «Надо знать!» – ответил он. Он подготовил мне программу. Дал волшебный пинок, и я буквально влетел в двери училища. Сначала вообще был отличником, потом понял: базы мне не хватает; пришлось заниматься в несколько раз больше, чем остальные студенты. — А в театр когда пришли? — Тогда же. Я учился в художественной школе, рисовал – и Игорь Капустин, замечательный художник по свету, продвигал меня, сделал своим помощником. Я работал в трех местах: в Центре русской культуры, проходил практику в Русском театре и от корки до корки был в «Другом театре» («Другой театр» — молодежный коллектив, созданный продюсером Наталией Маченене, играл в основном новейшую русскую и западную драматургию; с ним сотрудничали и Жеделёв, и Гареев, и Юлия Ауг, и актеры Русского театра Игорь Рогачев и Екатерина Кордас. Прекратил существование по причинам сугубо финансовым.– Б.Т.). Плюс концерты; мы лабали на свадьбах, корпоративах, днях рождения. В Центре русской культуры мы, пацаны, подрабатывали: монтировали сцену для гастрольных спектаклей, ставили свет. Тогда я познакомился с Адольфом Кяйсом. Это был необыкновенный человек, настоящий проводник русской культуры в Эстонии. За каждую мелочь болел душой. Не мог допустить, чтобы публика, придя на столичных звезд, увидела пыльный задник и мебель из подбора. Меня поражала самоотверженность Кяйса, он все принимал близко к сердцу — и сердце не выдержало… Музыка, сплавленная с пушкинским стихом — Кто еще оставил след в вашей душе? — Таких людей, слава Богу, в моей жизни было несколько, я считаю их своими учителями и благодарен им. Среди них конечно же Март Соо, давший мне тот самый волшебный пинок. В Музыкальной академии я учился у Олава Эхала, у Галины Григорьевой. В какой-то момент я разочаровался в академии, хотел уйти – но встретил Галину Григорьеву, за год благодаря ей мы сделали столько, что успеть бы за три, и мне открылось в музыке нечто очень новое, я еще только учусь этим пользоваться. Если в театре – то это Виктор Рыжаков, московский режиссер и театральный педагог. Я работал с ним, когда он ставил в Эстонском театре драмы «Игры на заднем дворе». Виктор Анатольевич работал здесь в течение полугода, и никто, кроме игравшей в его спектакле Алины Кармазиной и меня, не умел с ним по-русски разговаривать. Мы по вечерам часами говорили о театре – и понимание многих нюансов использования музыки в театральной постановке пришло ко мне благоларя ему. Музыка не должна быть впереди. В школе моей учительницей русского языка и литературы была Елена Николаевна Чичерина. Oна фанат Пушкина, педагог просто замечательный, благодаря ей у меня к литературе вкус какой-то сложился… Для меня Елена Николаевна – просто Лена. Мы знакомы еще с времен Тартуского университета, знаю, каким педагогом-подвижником она была, как обожали ее ученики. Талантливый человек талантлив во многом: Елена прекрасно рисует, пишет песни, играет на гитаре, на фортепьяно. («Еще на дудуке и саксофоне», дополняет Жеделёв – и возвращается к теме нашего разговора.) — …Она дала мне чувство стиха. Если ставить на сцене Пушкина, то нужна музыка, сплавленная с пушкинскими стихами… Жеделёв дважды создавал такую музыку. В «Пире во время чумы» с глубоким режиссерским замыслом Игоря Лысова сливалась музыка: в ней воплощалась мистическая тема рока, возмездия, таившаяся в первых звуках и затем разраставшаяся. Вырываясь из полумрака, она придавала спектаклю дополнительные мощь и глубину. И главный герой Вальсингам – Олег Рогачев действительно стоял бездны мрачной на краю – музыка предвещала его и всеобщую гибель. И второй раз – в «Сказке о царе Салтане» — это настоящая маленькая опера, совершенство с точки зрения музыки, с прекрасной хореографией Ольги Привис и замечательным актерским ансамблем. — И еще – говорит Александр, — мне очень многое дал мой си фу (на китайском языке это значит наставник) Дмитрий Сташевич, с которым мы занимались восточными единоборствами. Он научил меня мужественности, умению держать удары жизни… Как создавалось «Механическое пианино» Александр Жеделёв: Четыре года назад, когда я только поступил в ЭМА, я уже хотел делать эту работу. Цепочка привела к ней такая. Мы с группой TrioPhonix делали в 2011 году такой экспериментальный перформанс с Ольгой Привис. Это она натолкнула на тему, сказав как-то: «А я читаю ребенку книжку про Алису в стране Чудес» — и мы начали делать перформанс про Алису, потом встретили художника Сергея Драгунова, появился визуал. Мы сыграли «Алису» в мае-июне, когда публики уже мало, но на всех 12 представлениях зал был практически полон. А потом мне позвонила из Котла культуры Эвелин Сепп: «Вот такое дело, Александр, — говорит, — мы тут делаем Котел культуры, может, слышали; в нашей конторе все говорят про «Алису», я сама не смотрела, но хочу встретиться с человеком, о котором столько говорят. Мы встретились, и первое что она спросила: «А еще идеи у вас есть?» В самом начале была только мысль объединить актеров, музыкантов, режиссера, художника, сделать такую фантасмагорию, чтобы показать наше видение жизни современного человека, который постоянно находится под давлением. Мы отталкивались от романа Курта Воннегута «Механическое пианино», или «Утопия 14», Я сразу понял, что за год это невозможно сделать. Это масштаб, который вытянуть мы сможем, только разбив его на части. Первый блок назывался «Звуковая комната»: в Культурном котле в огромном зале были установлены звуковые датчики, люди ходили мимо них, датчики срабатывали на движение и издавали звуки. Второй этап назвали «Циклотрон» – в нем было задействовано все пространство театра, мы построили реальную жесткую механику… Когда б вы знали из какого сора растут стихи… (Анна Ахматова). Не сходим ли с ума мы в смене пестрой придуманных причин, пространств, времен? (Александр Блок). В «Механическом пианино» из закопченного пространства котельной, из газетных обрывков, из звуков, окружающих нас сначала складывался образ безнадежности человеческого существования в убыстряющемся водовороте той информации, которая давит на нас – а затем куски, на которые раздроблен мир, соединялись в гармонию дисгармонического бытия. В гармонию, позволяющую сохранить свое Я. Мужественно держать удары жизни. После «Механического пианино» Александр Жеделёв был принят в Союз композиторов Эстонии. Композитор – соавтор режиссера Спектакли, в которых работал и работает Жеделёв – не спектакли с музыкой, а спектакли внутренне музыкальные, их музыкальность сохраняется и тогда, когда музыка не звучит. Таким был спектакль белорусского режиссера Евгения Корняга «Можно я буду Моцартом?», поставленный осенью 2012 года. — Музыка уже была готова, — вспоминает Александр, — и вдруг приходит Женя Корняг и говорит: «У меня для тебя плохая новость: мы с Маратом (Марат Гацалов был тогда худруком Русского театра – Б.Т.) разговаривали часов шесть — и все переделали. Тебе придется писать всю музыку заново». В том спектакле, в его прологе, под нечеловечески прекрасные звуки «Реквиема», словно прорываясь сквозь толщу земли и восставая из мертвых, возникали тактеры, чтобы сыграть пациентов психбольницы, заключенных в прямоугольное пространство, освещенное мертвенным светом мощных ламп. Психбольница, взятая из романа Кена Кизи «Полет над гнездом кукушки», и музыка создавали мощный контрапункт, в музыке крылась главная мысль постановки: человек хочет и, верится, может быть Моцартом, но то ли быт, то ли устройство общества убивают в нем творческое начало, пригибают к земле… После спектакля вышла какая-то странная… рецензия – не рецензия, элементарный «наезд» на Жеделёва: почему он назван композитором спектакля – мол, присвоил себе заслуги Моцарта. Ничего Жеделёв не присваивал и не выдавал себя за Моцарта; он скомпоновал темы «Реквиема» и другую, не моцартовскую, музыку – и своей музыкой фактически оправдал название постановки. — В программке к спектаклю, — вспоминает Александр, — было сказано, что в нем звучит «Реквием» Моцарта. Но музыка Моцарта звучала в начале. И час с лишним – моя музыка. Электроакустическая… — Александр, как выглядит соавторство режиссера и композитора? — Расскажу, как мы работаем с Артемом Гареевым. Мы с ним сделали уже много. Когда делалось «Механическое пианино», наступил такой момент, что я понял: дальше идти без режиссера не смогу. Я придумал идею, я придумал музыку, я придумал форму, но работать с актерами как режиссер я не сумею. И пригласил Артема. И что меня очень тронуло – Артем не изменил ни одной ноты. Но когда я работаю в его спектаклях, он очень многое просит менять. Он говорит: музыка здесь основа, ты автор музыки, я, постановщик, ничего не меняю. Твоя музыка основа, а я на нее нанизываю свою режиссуру… А когда он делает драматический спектакль, он говорит: «Саша, мне нужно так-то и так-то». И я подчиняюсь. Артем как человек очень деликатен, но в работе железно умеет настоять на своем. — Так вы делали «Врага», который получил премию СТД за лучшую режиссуру? — Да, так. Режиссура – Гареева, музыка – моя, и здесь режиссер впереди композитора! От меня – вся психоакустическая идея: это даже не квадрозвук, а с звучание с шести разных сторон. Шум подъезжающего трамвая — там, шаги – здесь; рёв взлетающего самолета — оттуда, шум птичьих крыльев – отсюда. Это театр 4D. Билеты на «Врага» до сих пор мгновенно раскупаются на несколько спектаклей вперед. Даже я не могу помочь тем, кто просит билеты… С Артемом мы сделаем IDEM в Vaba Lava, а в Русском театре – «Бред вдвоем» Эжена Ионеско с Ильей Нартовым и Наташей Дымченко в главных ролях. И еще пример соавторства, когда мы с режиссером понимали друг друга с полуслова – работа с Сергеем Федотовым над «Зойкиной квартирой». Я играю ему танго – и он говорит: «Саша, мелодия слишком рано дает надежду. А тут нужно держать интригу». Я: «Сергей, у вас есть музыкальное образование? Вы так точно объясняете.» Он: «Нет-нет. Я даже нот не знаю!»… — Что вошло в вашу авторскую пластинку? — То, что я написал за три года учебы в Музыкальной академии. Сам я ничего не играю. Сюда вошли некоторые произведения из «Механического пианино»: для фортепьяно — «Час пик», для струнного оркестра – «Полиграфия», соло для виолончели — «Воображения» и дуэт для виолончели и бас-кларнета – «Шестеренки». Помимо этого Кристина Рокашевич исполняет произведение для фортепьяно «Капля точит камень». Рабочее название было «Первый шаг», но так как язык музыки – всеобщий, то я дал диску название на латыни Porta iteneri longissima. Буквально: труден лишь первый шаг. Это камерная музыка… — Симфоническую не пишете? — Пока не дорос. А моя камерная музыка… современная классика, я так называю ее. Но — не вслух. Уж очень ответственное это слово – классика.