В русском театре идут репетиции пьесы Семена Злотникова «Пришел мужчина к женщине». Автор сам ставит спектакль.
Борис Тух
boris.tuch@tallinnlv.ee
Семен Исаакович Злотников (р.1945) – писатель, драматург, режиссер. Родился в Самарканде, жил и работал долгое время в Ташкенте, потом в Ленинграде, Москве; в Иерусалиме создал театр «Ковчег». Пьесы Злотникова переведены на 15 языков, здесь просто нет места для долгого перечня тех стран, в которых они были поставлены.
В пьесе два действующих лица. Дину Федоровну играет звезда Русского театра Лариса Саванкова, Виктора Петровича – артист ЛиннатеатраРайнСиммуль; актер прекрасный – 20 лет прошло с тех пор, как он сыграл Свидригайлова в постановке ЭльмоНюганена «Преступление и наказание», но я до сих помню великолепную сцену объяснения Свидригайлова и Дунечки, наполненную ненавистью и мощным эротизмом: Дунечка терпеть не может Свидригайлова, но от него исходит такая магнетическая животная сила, что девушку против ее воли тянет к нему. Райн играет на русском языке второй раз в жизни. В инсценировке 2-го тома «Правды и справедливости» Таммсаареь («Школа господина Мауруса») он играл учителя русского языка Слопашева…
Режиссеры шли по горизонтали, а автору хотелось, чтобы по вертикали.
— Каково драматургу ставить собственную пьесу? Замечательный эстонский писатель и режиссер Мати Унт как-то говорил мне, что никогда свою вещь ставить не будет. Он ставил инсценировки прозы других авторов, но написание инсценировки – уже начальная стадия режиссуры. А как ставить свою пьесу, когда автор уже знает, в чем там дело?
— Вот в том-то и дело. Когда автор пишет, он тем самым закрывает историю. Но дело в том, что я никогда не бывал полностью удовлетворен постановками моих пьес. А ведь первым режиссером, поставившим мою пьесу – точнее, спектакль из дух одноактных пьес: «Мужья Антонины» и «Все будет хорошо» — был Петр Наумович Фоменко. В 1977 году, когда он был главным режиссером Ленинградского театра комедии. Он был живой гений, и я сразу признал в нем гения, и он произвел на меня огромное впечатление. Его работа, его пластика, его юмор и т.д. Но я не был удовлетворен! И дальше и дальше, от режиссера к режиссеру, я чувствовал, что меня не открывают. Что-то во мне есть другое. Режиссеры шли в моих пьесах по горизонтали, а мне необходимо было, чтобы по вертикали. То есть вы понимаете, и вверх, и вглубь.
А потом я переехал в Иерусалим. Жить. И в 1990 году встретил там Юрия Петровича Любимова. Я считал тогда: мое дело – написать пьесу, а не поставить ее. А дальше уже, как Бог даст. И мы с Юрием Петровичем — а тогда еще не было ясно, сохранится СССР или нет, вернется Любимов на Таганку или нет – решили делать спектакль вместе. Это было его предложение. У меня же на Таганке шли пьесы! «Надежды маленький оркестрик»; «Два пуделя».
— Я помню: ставил их Сергей Арцыбашев; мне довелось побывать у него на репетиции.
— Так вот. Юрий Петрович говорит: «Сюда приехали русские артисты. А публика по-русски понимает; здесь, как сказано у Высоцкого, «на четверть бывший наш народ». Давайте, Семен, сделаем театр!». Репетировать пьесу «Уходил старик от старухи» стали в боксерском клубе. Мой друг держал боксерский клуб, он и дал нам место для репетиций.
Курс режиссуры, пройденный на репетициях в Лодзи
— Прямо на ринге репетировали?
— Ну да. Юрий Петрович как всякий гений был склонен к экстравагантным решениям. Мы спустились вниз, увидели ринг, и он загорелся идеей: «Там бабушка с дедушкой конфликтуют, вот пусть и сражаются на ринге». А сила авторитета такова, что попробуй ему возразить! Бог сказал – надо слушаться!
Юрий Петрович уехал в Финляндию ставить оперу. (На Западе он часто ставил оперы и даже называл себя «оперуполномоченный Советского Союза».) А мне сказал: «Давай, собирая артистов, оформляй документы, в общем – готовься!».
А потом – вы знаете – рухнул Советский Союз, Любимов вернулся в Москву, а я уже все подготовил в Иерусалиме; мне артисты говорят: «Давай!». И я начал осваивать ремесло режиссера.
Позже, в 95-м году, у меня в Лодзи была премьера, «Вальс одиноких», в театре Стефана Ярача. Я приехал — и тут выяснилось, что в другом театре, по соседству, идет «Пришел мужчина к женщине». отказался от гонорара. Помню, артисты на банкет приходят и спрашивают: «Можете завтра побывать у нас?».
«Вальс одиноких» ставил профессор Лодзинской театральной школы Томаш Зыгадло, знаменитый польский театральный и кинорежиссер; потом он на Польском телевидении поставил три телеспектакля по моим пьесам, причем «Пришел мужчина к женщине» получил Гран-при на национальном фестивале. А тогда, в Лодзи, я отказался от гонорара и попросил взамен, чтобы мне позволили присутствовать на репетициях — от и до. И так я прошел курс режиссуры. Практически.
— Как сложилась судьба театра, который вы с Юрием Петровичем начали создавать в Израиле?
— Я 23 года держал в Иерусалиме свой театр.
— Он играл на русском языке?
— На русском. Два спектакля я поставил с израильскими артистами. Потому что русские, живущие в Израиле, состарились. Моей дочке, когда она приехала в Израиль, было четыре года. Сейчас она уже взрослая – и на спектакль на русском языке не пойдет. Кто приехал молодым – те не пойдут. Русских много, а русской театральной публики – мало. Она состарилась. Ходит в основном на приезжие антрепризы.
И я решил поставить спектакль на иврите. А иврит у меня – на бытовом, уличном уровне. В первом спектакле была у меня такая пара актеров, один из которых еще понимал по-русски, а другой – нет. А во второй раз я взял пару, которая ни слова не понимала по-русски. А в режиссуре нужны, сами знаете, такие тонкие вещи. И мое общение с ними было – наполовину танец живота, наполовину вообще непонятно что. Я все время извинялся: «Поймите, ребята, это не мой родной язык». А они отвечали: «Знаешь, у нас были режиссеры, которые прекрасно знали язык, но мы их не понимали. А тебя – понимаем».
Потом я стал ездить и ставить свои спектакли. В Оренбурге, в Тамбове, в Одессе…
Вы говорите по-японски?
— Вы сейчас больше живете в Израиле или в России?
— И там, и там. У меня двойное гражданство. Но я русский писатель. По-русски думаю, русских чувствую, русских понимаю. Хотя, как показывает практика, мои пьесы достаточно универсальны. Вот я в Глазго был на премьере года три назад.
— Какой пьесы?
— «Пришел мужчина к женщине». Ну, любят эту пьесу. Ее не ставили только в Антарктиде. В Японии во время спектакля я переводил жене свою пьесу. Переводчик – он рядом сидел – изумился: «Вы знаете японский зык?». «Нет, — ответил я, — простоя немножко знаю свою пьесу»,
— Вы знаете, что очень давно пьеса «Пришел мужчина к женщине» уже шла в Русском театре?
— Не только знаю – я видел её. В постановке Адольфа Кяйса. Очень хороший был спектакль.
— Тогда как-то в афише забавно сошлись три названия подряд: «Смотрите, кто пришел» (пьеса Владимира Арро), «Пришел мужчина к женщине», «Кто-то должен уйти» (комедия Красногорова).Кстати, в последнее время в драматургии стало многовато грубости, пошлости. Как вы к этому относитесь?
— Не люблю пошлости. Меня еще в молодости коробило: «Она беременна; она на шестом месяце». Для меня всегда остается проблемой– как сказать о женщине, что она беременна?
Мумия на аукционе и жертвоприношение Авраама- Буквально на днях я прочел вашу пьесу «Аукцион: лот №666» — и до упаду хохотал: замечательный хулиганский абсурдизм. Компания странных людей – то ли непуганых, то ли насмерть перепуганных идиотов – похищает из мавзолея мумию Ленина, чтобы продать ее на аукционе «Сотбис». В момент торгов мумия оживает. Это потому что «Ленин и теперь живее всех живых»?
— Да, конечно.
— Это самая новая ваша пьеса? Ее уже ставили?
— Нет. Я же только-только ее написал. А совсем новую пьесу я только сейчас закончил. Я ее писал 12 лет. Очень непростая пьеса, на сюжет притчи о жертвоприношении Авраама. Меня очень занимает эта проблематика: отец и сын; вера: следовать ей или думать перед тем, как пойдешь… Вся мировая философия стоит на этой притче. Верить – не верить? Идти – не идти?
— Вера посылает Авраама на страшное дело – убийство сына…
— Ужасное! Волосы дыбом. Особенно я проникся этой темой, когда у меня сын родился. Буквально заболел ею. Все время думал: как он мог? Допустим, кто-то ему привиделся. Услышал голос – и решил принести в жертву сына. И не усомнился? Я написал на эту тему роман, потом пьесу, и скажу вам, что пьесу писать было гораздо труднее. Как выйти из этой ситуации? Но я нашел выход. Я вообще считаю, что это мистическая тема. Она интересует не только нас, но и тех ребят, которые там, наверху. Я имел оттуда какие-то послания, знаки…Эти сюжеты – сущностные. Не случайно они тысячелетиями остаются важны. И никого не оставляют равнодушными. Потому что волосы дыбом. В сто лет ему послали сына. Обещали: ты размножишься, как песок земли. И вдруг: убей!
Не про одиночество, а про любовь
— В ваших пьесах всегда очень яркие женские образы. Мужчина у вас – просто мужчина. А женщина – это Женщина! С большой буквы.
— Даа.. Я в Москве, в театре «Школа современной пьесы», ставил спектакль.с Татьяной Веденеевой. Она как-то приходит на репетицию и говорит: «Откуда вы так знаете женщин?». Я говорю: «Наверно в прошлой жизни я был женщиной. И так натерпелся!».
— Вы ставите новый вариант своей пьесы. Чем он отличается от первого?
— По сути я кардинально изменил эту вещь, не меняя много в истории. По первому сюжету мужчина является на 25 минут раньше назначенного срока. А в новом варианте – на неделю и 25 минут раньше назначенного. Так ему не терпится. А она его совсем не ждет. Она только въехала в квартиру, там ремонт, ничего не готово, там коробки, потолок некрашеный… Ситуация очень обостряется. Ну, пришлось кое-что переписать.
Я много видел постановок этой пьесы – и первым сообразил про что второй акт. Пьеса абсолютно про любовь. А не про одиночество. Одиночество – это данность. И я одинок, и вы одиноки, и женщина одинока. И пьесу ставили про одиночество. А она про любовь. Про жажду.
— Ни Ларису Саванкову, ни Райна Симмуля вы, естественно, раньше никогда не видели на сцене…
— Не видел. Но мы сидели с ними, разговаривали – они оба очень хорошие артисты. Умные. И весь вопрос в том, насколько хватит моих умений, чтобы сделать то, что нужно. Но надеюсь, что всё произойдет.
stolitsa.ee